— Нашли, нашли, в кутузке сидит, сознался во всем. А почему ты в Новоульяновск Олега не отвез? Почему у себя держишь? Весь город на ушах стоит, а ты так спокойно об этом рассказываешь.

— Нельзя мне в город, и ему нельзя. Пока…

— Это почему?… — нахмурился я.

Никак не мог понять, к чему клонит загадочный отшельник.

— Захворал он, простыл. Промерз по лесам бродить. Второй день в лежку. Температура под сорок, боюсь, как бы не пневмония.

— Черт, что делать? — я обхватил голову руками. — Как его из леса в таком состоянии вытащить? Ему в больницу надо срочно. Антибиотики нужны! Далеко до избушки?

— Да пару верст вниз по реке, — сказал Аким.

— А лодка у тебя есть? Может, на лодке вывезем?

— Нельзя, — покачал головой Аким. — Лодка есть, мотора нет. На веслах еще дольше, чем по лесу, получится. Первое поселение только через день пути вниз по реке. И то, там ни больницы, ни фельдшера и в помине нет. Я туда, бывает, наведываюсь шкурки обменять на патроны и соль.

— На вертолете можно вывезти! — предложил Погодин. — У пожарных МИ-8 есть.

— Точно! Уже есть! — одобрительно закивал я (сам до такого не догадался, смирился с тем, что МЧС еще не существует). — Так… План такой. Дуйте с Петровичем назад. Завтра будете возле “Москвича”. Может, раньше, если на спасателей нарветесь. У них УАЗы, тогда быстрее из леса выберетесь. Вот, эту косу я отметил на карте. Пускай начальство с пожарными договаривается насчет вертолета. Завтра вечером я сюда приду. Надеюсь, вертолет будет на косе.

— А с этим что делать? — спросил Петрович, ткнув стволом в связанного Седого.

— Мешаться он будет нам, если с вами отправить, то замедлит, — задумчиво проговорил я и незаметно подмигнул друзьям. — Предлагаю пристрелить и в леске прикопать. Кто за?

Я поднял руку.

— Э-э! Мужики! Вы что творите?! — завопил Седой. — Не слушайте его, меня под суд надо! Ты же мент? — уставился он на Погодина, ища поддержки. — Ты допустишь, чтобы меня шлепнули?

— Андрюха, — Федя повернулся ко мне. — Этот выродок прав. Я милиционер и не могу допустить убийство. Поэтому давай без меня. Дождись, когда мы с Петровичем уйдем, а там уже и стреляй. Только кровь на песке не забудь присыпать. А лучше не здесь. В лес подальше его отведи…

И так он серьезно это говорил, что у меня самого аж зубы свело. Ты, мол, из моей жизни и смерти аттракцион устроил, и я тебя жалеть не буду. Ну и Федя!

— Э! Мужики! — взвыл браконьер. — Да вы чего?! Да я все скажу! И про подельников, и про золотишко, что мы у старателей отжали. Только не убивайте. Да вы столько висяков раскроете, места под медали на груди не будет! Все скажу! Только не стреляйте!

— А вот это другой разговор, — улыбнулся я. — Но смотри, обманешь, патрона для тебя мне не жалко. С нами пока пойдешь.

Я повернулся к отшельнику:

— Аким, есть у тебя сарай или погреб, куда этого хмыря определить? А то и правда пристрелить придется.

Аким молчал, будто раздумывая, а задержанный с надеждой смотрел на него и ждал вердикта.

— Найдем, — хитро прищурился Аким. — Если про золотишко расскажет, пусть живет пока…

Петрович и Погодин ушли за помощью. Я, вооружившись трофейной двустволкой, вел Седого к избушке отшельника. Аким шагал впереди, показывая дорогу.

Бандиту со связанными за спиной руками приходилось туго. Ветки хлестали его по морде. Он постоянно пригибался, замедляя шаг, но, получив тычок в спину стволом, вынужден был поспевать за Акимом.

Тропка петляла и ныряла под раскидистыми соснами, иногда на пути вставал пожелтевший березняк.

Воздух прозрачный и чистый. Мне даже самому захотелось стать отшельником. Но неспроста Аким тут прячется. Видно, что людям не доверяет. Парочка скелетов в его шкафу точно живут. Мне-то все равно. Самое главное, что он Олега спас и нас выручил. А если у него проблемы с законом, то это проблемы закона. Надо, конечно, будет поспрашивать его. Может, поделится…

Замшелые ели раздвинули лапы, открывая поляну. Бревенчатая избушка, наполовину вросшая в землю, смотрела на нас единственным оконцем. Из почерневшей трубы, торчавшей из дощатой крыши, струился дымок.

— Этого в погреб, — скомандовал Аким и указал на ветхий навес, под которым угадывался деревянный люк.

— А не замерзнет? — спросил я.

— Я ему фуфайку старую скину и валенки. Жить захочет — выживет. Извиняй, Андрей, других апартаментов для бандюков у меня нету.

— Погреб так погреб, — кивнул я. — Слышь, Седой? Как у тебя со здоровьем? В погребе пересидишь ночку? Не околеешь? А то, может, лучше сразу тебя того… Чтоб не мучился…

— Да здоровье, как у быка! — поспешил заверить браконьер. — В погребе посижу, только фуфайку дайте…

Мы спустили его в “подземелье”, и я сразу побежал к избушке. Распахнул дверь. Тусклое оконце отбрасывало рассеянный свет на нехитрую обстановку единственной комнаты. На дощатых нарах, застеленных шкурой, спал Олег. Я подскочил и сел на край лежанки. Потрогал лоб. Чуть мокрый, но все еще горячий. Это хорошо, что потеет. Значит, температура спадает. В дверях появился Аким:

— Травками его отпаивал. Не ест ничего, только отвары пьет. Надеюсь, вы все верно сказали и вертолет завтра будет.

— Конечно, будет! Весь город на ушах стоит. Из Москвы прокурорских прислали. Так что вертолет — вопрос времени. Только бы Петрович с Погодиным быстро дошли. Только бы успели…

— Погодин — это милиционер который?

— Да.

— А ты кто? Не милиционер?

— А я, можно сказать, дружинник…

— Странно, — Аким пригладил косматую бороду. — Ты на милиционера больше похож, чем Погодин.

— А ты тоже не похож на дремучего отшельника. Чем раньше занимался?

— Я вообще-то директором опытно-механического завода был.

— Ого, а как в отшельники подался?

— Долгая история.

— Так я и не тороплюсь.

Я прижался спиной к стене. Усталость накатывала волной, но адреналин пока что не давал ей ходу. Я усмехнулся, чувствуя внутри эту борьбу.

— Сейчас на стол накрою, расскажу. Голодный?

— Конечно…

Аким снял с печки чугунок и поставил на кособокий стол, сбитый из грубых досок. Я, наконец, осмотрелся. В домишке убранство аскета: кроме кровати и стола, пара самодельных березовых табуретов, скамья вдоль стены. Полки с посудой и прочей утварью. В углу рукомойник, под ним ведро. Вместо шкафа — гвозди в стене, на которых развешана одежда и шкуры.

Отшельник разложил на металлические тарелки дымящееся мясо:

— Пробуй, сегодня еще зайчик прыгал. Но хлеба, извиняй, нету. Мясо и рыба, вот вся моя еда.

Я взял алюминиевую ложку и отщипнул кусок зайчатины. Запах такой, что чуть слюной не подавился. На вкус оказалось еще лучше. Мясо хорошо протушилось и таяло во рту.

— М-м-м… Вкуснотища, — пробубнил я с набитым ртом. — Только соли чуть не хватает.

— Кончилась соль. В поселок рыбацкий надо наведаться. Вот не успел. Мальчика нашел. А ты все-таки кто ему будешь? Не просто дружинник-помощник потеряшку пошел искать. Я же видел, как ты в избушку заскочил, будто сына нашел. И как лоб его гладил. Не гладят так дружинники.

— Долгая история, — улыбнулся я.

— Так и я тоже не тороплюсь. Пять лет, как не тороплюсь…

— Ты первый. Расскажи про себя.

Как будто, разговаривая с Акимом, я отодвинул тот момент, когда маленький Олег откроет глаза и посмотрит на меня.

— Вижу, парень ты хороший. Так и быть. Расскажу тебе свою историю. Столько лет в себе ее держу.

Глава 26

— Завод мой в подмосковье маслобойные машины выпускал, — начал свой рассказ Аким. — Лопасти у таких машин, что масло взбивают, мы стали делать из нового экспериментального полимера. Изготавливали их в форме буквы “Г”. Такая конструкция, по нашим расчетам, самая оптимальная была, мои инженеры опытным путем доказали. Сам понимаешь, что лопасть на оси не одна, четыре штуки крепить надо напротив друг друга. И так расположить их нужно, чтобы противоположные были развернуты друг к другу на сто восемьдесят градусов.